Выставка в апреле 2014

ОХФИЦЕР ОХФИЦЕРУ
или письмо самому себе

Здравствуй, дорогой, бесценный друг мой. Прости, что давно не писал писем, не напоминал о себе, всё боялся растревожить свою память. Время, как вода, слой за слоем смывает обрывки воспоминаний о тебе, о нашей нелёгкой службе, о былом житье-бытье. Боясь растерять их все, я взялся за перо и бумагу. Чтобы не забыть...

Помнишь ли, как делились мы с тобой всем, что имели? Как укрывались от дождя и снега промокшей шинелью, делили последний кусок хлеба, последний глоток воды. Как прикрывали собой маленький озябший костёр, готовый вот-вот погаснуть. Как руки обжигало пламя, а спина леденела от холода.

А помнишь то безумное лето, когда полуденное солнце день за днём забирало последние силы, грозя забрать и наши жизни? Как раненое тело и утомлённый разум отказывались сопротивляться, а вороны, думая, что мы умираем, заглядывали в наши глаза. И не осталось никого средь бескрайнего поля и горячих, дымящихся окопов. Только ты и я. Мои пересохшие губы ничего не могли сказать тебе, но мысль о том, что я не один, помогла мне выжить.

Вспоминаю день, когда мы впервые встретились. Как счастлив я был, чувствуя твое тёплое, крепкое рукопожатие, обретая твою ежечасную, бескорыстную поддержку, твоё молчаливое понимание... Ты принёс с собой спасение от одиночества, когда это больше всего было нужно. Ты стал моим спасением, а я - твоим.

Помнишь наш последний пост? Долгими ночами ты рассказывал о своих скитаниях в далёкой чужой стране. Ты был ненужным и нежеланным иноземцем, которого гнали отовсюду. Гнали твой непривычный облик, твою непонятную веру в справедливость и странное, настойчивое желание всем и всё объяснить. Ты пас их стада, а сам спал под открытым небом, не имея даже угла для ночлега, какой имеет всякое животное, пришедшее домой. И не нашлось ни одного (ни одной), кто захотел бы приютить чужака.

Тебя спрашивали: «Где твой дом?». А ты лукавил: «Мой дом там, где я». А сам всем своим существом рвался к нему. Меняя один за другим тесные прокуренные вагоны, ты много дней возвращался на родину. А когда вернулся, - не узнал её. Твоим стремлениям и мечтам о счастливой жизни она противопоставила войну. И имя её было - Война. И ты стал её солдатом. Ты долго и честно служил ей. Ты был им столько, сколько мог...

Я помню, как ты поставил в угол ружьё, сорвал погоны и вышел вон. Ты курил, а я долго смотрел сквозь маленькое окошко на тёмные, прямоугольные следы от погон на твоих плечах, пока их не запорошил снег. «Погоны из снега...», - подумал я, - «Сама Природа, повысив тебя в звании, отняла у Войны». Ты ушёл в метель, не докурив, не дослужив... Не став ни дезертиром, ни предателем, а просто разлюбив ту, которой так долго служил.

Ушёл, не взяв с собой ничего, что напоминало бы о ней, и ни разу не оглянувшись.

Не оглянувшись... Не попрощавшись...

Забыв о Долге и Присяге, пил я «горькую», спал сутками, не подозревая, что эти двое тоже забыли обо мне. Когда же я очнулся, мой удалённый пост не был нужен никому, кроме меня. Но ещё долго я не осознавал этого. Как собака, привязанная к своей будке и ожидающая хозяина, я ждал чего-то и не решался покинуть это место. Нет, нет, я ждал не тебя! Я не мог!! Тебя ждать!!! Как не мог ни в чём упрекнуть, ведь ты рассчитывал на моё понимание... Просто... молча, прислушиваясь, ждал...

Но решающий день настаёт рано или поздно. Оглохнув от тишины, боясь лишиться рассудка, а, быть может, и утратив его, я испугался... Я вышел и побежал... Падая, не разбирая дороги, только подальше отсюда. Дорогой теперь называлась еле заметная тропа, среди зарослей пижмы и тысячелистника. С тех пор, как ты ушёл, ни одна живая душа не забредала в эти края. Некому и незачем прокладывать тут дороги. Только куропатки вьют гнёзда в высокой траве и зайцы изредка выпрыгивают прямо из-под ног. Они здесь дома. А я?

Я побежал быстрее. В наступающих сумерках мне мерещилась твоя спина.

Казалось, я вот-вот догоню тебя...

Продолжения не последует.

Норкина Светлана
Пенза, январь 2014г